Понявшие чужой язык
Александр Куланов
Художница Варвара Дмитриевна Бубнова остаётся сегодня одним из самых известных в России примеров органичного слияния русских и японских культур в жизни и творчестве одного человека. Наверно, это связано с тем, что её работы в отличие от, например, работ её младшей сестры Анны, стоявшей у истоков японской скрипичной школы, легче увидеть и оценить: сохранились рисунки, эскизы, гравюры. Сама же Варвара Дмитриевна секрет своего успеха объясняла так: «Трудно сразу понять чужие искусства. Они — как чужие языки. Надо изучить их в такой мере, чтобы наслаждаться литературой, написанной на них, понимать чужую речь. Пожалуй, понимание чужого искусства даётся легче, но для этого изучающему его необходимы прежде всего широта души и доверие к творческим силам другого народа». Сёстры Бубновы доверились японцам, а японцы на некоторое время поверили им, и ничто поначалу не предвещало тех удивительных жизненных открытий и поворотов судеб этих женщин в будущем.
Варвара Бубнова родилась в 1886 году в Санкт-Петербурге в семье, в которой всегда гордились тем, что в имении их предков Вульфов не раз бывал «главный поэт России» Александр Пушкин, и для которой культура была понятием святым. Неудивительно, что и Варвара, и родившаяся в 1890 году Анна, и самая старшая сестра Мария посвятили свои жизни искусству. Причём если Анна и Мария стали музыкантами, то Варвара сразу обнаружила способности к живописи, в 1914 году окончила Петербургскую Академию художеств и потом выставлялась вместе с Казимиром Малевичем и Давидом Бурлюком как представитель модного тогда модернизма.
Её сестра Анна, окончившая консерваторию по классу скрипки, после одного из концертов познакомилась с японским студентом-зоологом Оно Сюнъити, находившемся в Петербурге на стажировке. Вскоре они обвенчались, но начало их совместной жизни совпало с революцией. Охваченные паникой, молодожёны вынуждены были бежать из России на родину мужа в Японию. Там, в Токио, у Анны, стремившейся к приложению своих сил и знаний, родилась идея создать музыкальную школу для обучения японских детей искусству игры на скрипке. Так в японской столице появился музыкальный кружок «Лулило», что на модном тогда языке эсперанто означало «колыбель». «Лулило» и правда стал колыбелью японской скрипки. Через него прошло около двух тысяч местных детей, многие из которых стали серьёзными музыкантами, а двое из них — Сува Нэдзико и Ивамото Мари — прославили японское скрипичное искусство на весь мир.
Шли годы. Становилось понятно, что изменения в России произошли более чем серьёзные. Советская власть пришла надолго, и сёстрам надо было выбирать: остаться в Отечестве или искать себе новую родину. В 1922 году супруги Оно пригласили Варвару Бубнову в Японию. Приехавшая с матерью лишь на время — навестить Анну, она осталась в Токио и прожила в Стране восходящего солнца целую жизнь и никогда не жалела об этом. Как художница, Варвара сразу оказалась очарована изобразительным искусством Японии и той его особенностью, «при которой максимальное духовное содержание его произведений создаётся при минимальной затрате физических и материальных средств». Пленение японской эстетикой привело её к увлечению средневековой живописью, и Варвара окончила Токийское художественное училище, где изучала гравюры укиё-э и монохромную живопись суйбокуга. Более того, очень скоро художница создала свою школу чёрно-белой цинковой литографии, у которой со временем нашлось немало последователей. Современные специалисты говорят, что стиль русского мастера, конечно, стал в чём-то близок японскому, но так и не слился с ним полностью, до конца. Варвара Дмитриевна сумела сохранить свой авторский почерк, весьма успешно избежав главной опасности для европейского художника на Востоке — японской «экзотичности» в своих работах. Наоборот, некоторые японские мастера, в свою очередь, начали подражать ей, двигаясь, таким образом, навстречу модному тогда русскому авангарду.
«Работы Варвары Дмитриевны Бубновой впервые продемонстрировали возможности литографии как техники художественной печати, — считает ведущий научный сотрудник, хранитель восточной графики Отдела гравюры и рисунка Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина Айнура Юсупова. — В то же время Варвара Дмитриевна сама признавала влияние японского искусства на её творчество: “В своей работе, — писала она, — я сохранила принципы русской школы, но японское искусство многому меня научило, расширив изобразительные возможности графического языка”».
У Варвары Дмитриевны состоялось шесть художественных выставок в Японии, а сама она вошла в состав ряда авторитетных художественных организаций. Сегодня её работы стоят целое состояние, но, увы, при жизни заслуженное признание приходит к художникам редко. Живя в Токио и пытаясь свести концы с концами, средняя из сестёр вынуждена была заняться преподаванием русского языка сначала в кружке сестры «Лулило», а затем в университетах Васэда и иностранных языков. И в этом новом для неё деле тоже проявился талант русской эмигрантки: не только многие ученики Варвары стали потом крупными японскими русистами, но и в историю японской культуры она поначалу вошла как преподаватель. С увлечением и вдохновением читала Бубнова-сэнсэй своим студентам стихи столь близкого её семье Пушкина. Одновременно художница выполнила иллюстрации к японским изданиям произведений поэта: «Евгений Онегин», «Пиковая дама» и некоторым другим. До настоящего времени, по мнению видного японского русиста и крупнейшего в этой стране исследователя биографии В.Д. Бубновой профессора университета Кумамото-Гакуэн Ота Дзётаро, «Варвара Дмитриевна в Японии помнится в основном как преподаватель русского языка и литературы. При этом на творчество Варвары Бубновой в качестве художника до сих пор обращали мало внимания. Только после публикации в 1994 году сборника “Художник Варвара Бубнова. Уроки постижения” с её научными статьями на тему искусства, с исследованием его принципов и фактуры проснулся интерес к её творчеству как художника в целом».
И, хотя её жизнь в Японии не была лёгкой, Варвара Дмитриевна считала себя счастливым человеком. Счастливым, несмотря на многие злоключения, которые уготовила ей судьба. В 1923 году Великое землетрясение Канто уничтожило дом Варвары Бубновой и часть её работ. Десять лет спустя ей пришлось помогать сестре Анне, которую постигло страшное горе: внезапно умер от аппендицита её единственный сын Сюнтаро, к 14 годам уже ставший первой скрипкой в известном оркестре. Потеряв сына, Анна развелась с Сюнъити, сохранив при этом с ним добрые отношения, и осталась жить в доме Оно. Победив ревность, она сумела подружиться с его новой женой, а со временем стала нянькой и воспитателем родившегося во вновь созданной семье сына своего бывшего мужа. Склонность к педагогике и любовь к детям вообще были фамильными чертами Бубновых, и в семье Оно это выразилось в полной мере.
В 2007 году в Москве параллельно шли две художественные выставки: Варвары Бубновой и Ёко Оно, вдовы Джона Леннона. В картинах японки специалисты сразу и с удивлением заметили влияние давних художественных традиций русского авангарда. А удивляться было нечему: если первым учителем музыки у Ёко была её родная тётя Анна Бубнова, то первым наставником в живописи стала сестра тёти Варвара Бубнова.
Сёстры Бубновы вернулись на родину, только когда миновала опасность, — после смерти Иосифа Сталина и развенчания культа личности, пережив разгул шовинизма и милитаризма в предвоенной Японии, интернирование в лагерь для иностранцев в военные годы, голод, нищету и холод. Варвара приехала в Советский Союз в 1958 году, а Анна двумя годами позже. Решение далось сёстрам непросто, но в то время многие эмигранты спешили на потерянную когда-то родину, надеясь на изменение жизни к лучшему, а сёстры Бубновы всегда мечтали вернуться — тому сохранилось множество письменных подтверждений. «Главная причина моего возвращения, — объясняла своё решение Анна Бубнова, — заключается в том, что Советский Союз — моя родина. Как бы ни привыкла я к Японии, каким бы вниманием и заботой меня здесь ни окружали, всё-таки Япония не моя родная страна. Поэтому я решила вернуться домой и работать там на благо моей родины… Но я никогда не забуду Японию, её прекрасные пейзажи и, самое главное, её сердечных людей».
Сёстры поселились в доме у старшей сестры Марии, жившей к тому времени в южной советской республике — Абхазии, на берегу Чёрного моря, где жаркий и влажный климат чем-то напоминал ставший привычным им за почти полвека Токио. Все три сестры продолжали преподавать в Сухуми и, несмотря на свой преклонный возраст, до самого конца были востребованы как опытные и чрезвычайно талантливые педагоги. Анна Бубнова, кавалер японского ордена Священного сокровища 4-й степени, скончалась в 1979 году, но музыканты Японии помнят и чтят её. Общество Анны Бубновой и в наши дни каждые полгода проводит концерты, посвящённые её памяти. Варвара Бубнова дожила до 97 лет, уйдя из жизни в 1983 году, успев стать членом Союза художников СССР и тоже получив высокую японскую награду — орден Драгоценной короны 4-й степени. Историк русской эмиграции, профессор Международного факультета Аояма Гакуин Пётр Подалко считает, что «сёстры Варвара и Анна Бубновы всей своей многолетней культурной деятельностью внесли едва ли не самый весомый среди эмигрантов вклад в дело “наведения интеллектуальных мостов” — воспитание целого ряда поколений японской интеллигенции в духе любви и уважения к русской культуре».
В 2016 году по инициативе Юго Оно — того самого сына бывшего мужа Анны Бубновой в пригороде Токио, где сейчас живут потомки этой семьи, был открыт небольшой мемориал, посвящённый Анне и Варваре Бубновым. На камне высечена ксилография Варвары Дмитриевны работы 1915 года — Дева с младенцем.
Сегодня в Японии проживает много русских жён японских мужей. Остаётся только пожелать им и всем нам, чтобы они сами или их дети сделали для России и Японии так же много, как в куда более сложных условиях сумели когда-то сделать сёстры Анна и Варвара Бубновы.
